Со словом «ветеран» у россиян обычно ассоциируется старик в медалях, принимавший участие в Великой Отечественной войне.

Воевавших во Вьетнаме, в Африке, в Афганистане и в других более поздних и локальных конфликтах вспоминают нечасто, их принято обтекаемо именовать «участниками боевых действий».

Военно-патриотические организации не балуют их вниманием — впрочем, они и не требуют особого к себе отношения. Даже инвалиды.

Чтобы показать, что инвалиды могут и должны оставаться активными членами общества, фонд «Память поколений» организовал проект «Герои России, какими их не видел никто». В нем участвуют герои России, получившие инвалидность на локальных войнах. «Лента.ру» поговорила с исполнительным директором фонда Катериной Кругловой о том, почему инвалидность духовная калечит людей куда сильнее, чем физическая.

«Лента.ру»: Чего вы хотите добиться с помощью своего проекта?

Круглова: Здесь две истории. Первая заключается в том, что мы рассказываем о ветеранах как о настоящих героях, живущих среди нас: посмотрите, вот они. Вторая — у нас много спортивных людей, паралимпийцев, и эта часть проекта направлена на поддержку всех людей с ограниченными возможностями. Фотографируя их практически в обнаженном виде, мы показываем, что в современном мире ампутация больше не приговор. Человек может быть невероятно красивым как с двумя ногами, так и с одной.

Вы снимаете моделей так, что даже не заметно, что перед нами инвалид, хотя большинство из них выглядят совсем не так. Зачем? Ведь если мы на фото не видим инвалида — то, возможно, не видим и проблемы его интеграции в социум.

Их инвалидность просто не бросается в глаза с первого взгляда. Вы видите красивого, мощного парня, два раза проморгали — смотрите, а нога-то у него одна! И понимаете, что мир изменился. Мы живем не в вакууме. Зарубежные протезы позволяют этим людям делать гораздо больше, чем обычные ноги.

Все это не про инвалидность в физическом ее понимании, а про «инвалидность в голове». У нас были случаи, когда мы ставили молодым парням протезы за миллион рублей, они выходили воодушевленными, а потом дома от родных слышали, что жизнь уже не изменить. Поэтому мы стали работать еще и с родственниками ветеранов, и этот проект — он и для них тоже. Важно им показать, что их близкий потерял часть тела, но не часть жизни.

Вы часто сталкиваетесь с предрассудками по отношению к инвалидам в обществе?

Мне в этом плане как-то повезло. Я считаю, что все люди разные, и если они есть — значит, Вселенной это для чего-то нужно. Проблема инвалидности — в восприятии. Советского подхода, когда инвалидов после Великой Отечественной ссылали куда подальше, с глаз долой — на Валаам, например, сейчас нет.

Но близкий круг общения зачастую действительно демотивирует инвалида вести активный образ жизни, и чаще всего это идет от женщин. У нас в фонде есть четкое убеждение, что все беды от жалости. Никогда нельзя жалеть мужчину. Жалость — это вообще ужаснейшее чувство, когда ты себя внутренне, не осознавая этого, ставишь выше другого человека, потакая своему эго. Мужчину же необходимо мотивировать на поступок.

Сейчас в каждой большой компании есть места, куда эти люди могут прийти и работать.

Но демотивированные люди, каких большинство, сами не ищут путей к активной жизни.

Это правда. Но десять лет назад было еще хуже, а сейчас ситуация все-таки меняется. Появляются организации — такие, например, как наш фонд.

Но на всех инвалидов вашего фонда не хватит. Как перестроить общество в целом?

Прежде всего должна быть инициатива сверху, от профильных министерств и ведомств, должна появиться единая вменяемая концепция. У нас прекрасное общество — не надо считать, что оно к этому не готово.

Никто не говорит, что оно не готово. Тут дело в рефлексии, в осознании того, что проблема есть и ее надо решать. Люди обычно живут по инерции, воспроизводя образ жизни родителей.

Все же когда-то меняется. 70 лет все шло по одному пути, сейчас — по другому. Здесь нужно действовать с двух сторон, снизу и сверху, и в результате мы встретимся. Все зависит от человека. Я не устаю говорить о том, что государство — это люди, не какая-то эфемерная субстанция, управляющая нами.

Социологи говорят, что наше общество разъединено, атомизировано, и потому у нас в стране так плохо работают инициативы снизу.

Может быть, мы просто везунчики. Наш фонд был создан по инициативе сверху и при поддержке крупного бизнеса, однако эта инициатива сформировалась из-за четкого понимания ее необходимости, и это — заслуга обычных людей и ветеранских организаций.

То есть ваша история скорее связана с крупным бизнесом и властью —
то есть все же идет сверху. А снизу у нас мало что реализуется.

Но эти проекты есть. У нас в стране насчитывается 230 тысяч НКО — понятно, что эту цифру нужно делить пополам, так как первая половина — мертвая, живущая исключительно за счет грантов. Есть топ из 20 фондов, включая наш, формирующих повестку этой истории, и существуют тысячи региональных. Люди объединяются и делают классные вещи, которых не видно из центра.

Представьте: Нижний Новгород, больница, и в ней находятся совсем маленькие дети-сироты. Фонд нанимает женщин, которые живут с ними в стационаре как матери, читают им книжки, переодевают их и так далее. Решают они глобальную проблему? Не решают. Сирот от этого меньше не становится. Но они позволяют малышам пережить болезнь не в одиночку. Это милосердие в чистом виде! И таких фондов очень много. Так или иначе, благотворительный сектор изменился, он становится более системным. Сейчас к нему прислушиваются, поскольку зачастую качественное НКО — это сборник передовых идей и технологий.

Достигнем ли мы когда-нибудь европейского уровня интеграции инвалидов в общество?

Я бы не стала проявлять излишнего оптимизма. Все зависит от конкретного человека. Если наше с вами поколение начнет воспитывать своих детей, говоря им, что все люди разные… Слушайте, вот Стивен Хокинг — инвалид?

Стивен Хокинг — великий ученый.

Вот. Он разговаривает через машину, которая считывает движение его глаз. Кто покажет на него пальцем — сам инвалид души.

Это понятно. В Европе тоже найдутся такие люди, но когда изменится средняя температура по нашей больнице?

Я не верю в среднюю температуру по больнице, она не показывает клинической картины каждого пациента. Все меняется, поэтому все зависит от людей. Если ты хочешь быть дураком и судить людей… Кто вообще определил, что такое норма?

Норма — это социальный конструкт.

Не очень хороший. Так что каждый сам определяет, каким ему быть — образованным, интеллигентным или посредственностью. Мы с посредственностями дело не имеем и на них не ориентируемся.

То есть инвалид либо должен почувствовать в себе силы измениться, либо остаться инвалидом?

Да. Но, общество должно им показать, что в социуме лучше, чем в четырех стенах. Наши ветераны приобрели инвалидность уже в зрелом возрасте, и это классно, потому что мужской стержень в них присутствует. Инвалиды детства, особенно москвичи, не хотят идти работать, когда компании предлагают им место, поскольку если они выходят на работу, то теряют пенсию по инвалидности. В Москве она повышенная, а так как работу им дают зачастую низкоквалифицированную, то зарплата на ней практически равна этой пенсии. Поэтому они говорят: «А зачем нам куда-то идти?»

Получается, чтобы мотивировать к выходу на работу, им нужно отменить пенсию?

Нет, ее как раз стоит оставить, а не забирать. Государство и так платит ему. Зачем отнимать, если он куда-то официально устраивается, если компания выплачивает за него все налоги? В чем смысл?

Люди ведь таким образом еще и включаются в экономику.

Разве плохо, когда деньги, которых при выходе на работу станет больше, являются стимулом? Мы против утопий. Правильной модели никто не придумал — потому что ее, вероятно, просто не существует. Это, наверное, философский тезис, но на этой работе понимаешь, что жизнь — одна. У тебя счастье случилось — тебе Бог жизнь подарил, ну так живи ты здесь и сейчас, и попробуй сделать это настолько хорошо, насколько только возможно, не обвиняя политиков, стихийные бедствия, экономические обстоятельства.

Почему вы решили заняться молодыми ветеранами?

Когда мы начали оказывать помощь ветеранам (наш фонд оказывает помощь ветеранам всех войн), то провели выборочное исследование по стране, в ходе которого задавали людям один вопрос: «Что вы представляете, когда слышите слово “ветеран”?» Более 90 процентов опрошенных в разных возрастных категориях сказали, что в их понимании это дедушка в наградах. Тогда мы поняли, что так или иначе эти дедушки скоро уйдут, и нам просто некого будет предъявить молодому поколению, настолько люди не понимают специфику этого слова.