Поэзия побеждает пандемию

            В Бердском пансионате ветеранов труда им. М. И. Калинина Новосибирской области прошла презентация замечательной книги, явленной свету Издательским Домом Максима Бурдина (Кострома).

            Проект ставит своей задачей показать, что великий мир русской литературы продолжает жить и творить. Разделённые границами государств, морями и океанами, мы остаёмся единым народом, говорим и пишем на родном русском языке, действуем в едином культурном пространстве. Поэтому книга называется «Писатели русского мира: XXI век. Энциклопедия стихов и прозы. Том II».

        Инициатором   презентации   стала   библиотека    пансионата потому, что одним из 160 авторов, чьи произведения опубликованы в Энциклопедии, стал проживающий пансионата Владимир Александрович Черемисин.

        Находясь в пансионате с 2011 года, он не оставил свой творческий путь. За это время издано три персональных сборника стихов, в 2015 году он принят в Российский Союз писателей, активно участвует в литературной жизни Новосибирской области, последние шесть лет является председателем жюри или экспертного совета ряда областных и региональных конкурсов и фестивалей в поэтической номинации.

   И вот именно он  представил пожилым людям, которые интересуются современной литературой, эту книгу. Он рассказал об издательском Доме Максима Бурдина, о той огромной работе (энциклопедия, альманахи, серия авторских книг), которая позволяет находить и объединять талантливых и самобытных авторов по всему земному шару. 

    Представляя книгу, Владимир Александрович обратил внимание слушателей на то, что пишущих на русском языке немало на всех континентах Земли. Рассказал, как тщательно отбирал произведения для своей подборки и прочитал несколько стихотворений со страниц Энциклопедии. А потом, подтверждая, что Россия там, где есть русские, прочитал стихи авторов из Белоруссии, Израиля, США и Австралии. 

Слушатели  с  интересом  воспринимали и информацию, и  стихи, высказывали свои мнения, спрашивали о том, как сейчас пишется автору. Владимир Александрович сказал, что ему, как финалисту литературной премии Мира 2020 года, предложено подготовить подборку стихов для публикации в третьем томе Энциклопедии, работа над которым уже началась. Поэтому требуется самым серьёзным образом подойти к формированию этой подборки, чтобы она оказалась не слабее предыдущей.

Один экземпляр Энциклопедии автор подарил пансионатской библиотеке, где она теперь доступна для всех проживающих. А материал о презентации  выставлен на нашем портале Новосибирского областного совета ветеранов и сайте пансионата им. М.И.Калинина.

О поэте Владимире Черемисине

Черемисин В. А. // Ради жизни на земле: сборник стихотворений новосибирских авторов о любви, родине, семье… – Новосибирск, 2010. – С. 189-199.: ил.

    Владимир Александрович Черемисин родился 18 апреля 1939 года в Новосибирске. С шести лет воспитывался дедом, Черемисиным Григорием Васильевичем, заслуженным учителем, кавалером ордена Ленина.

   В. Черемисин 9 лет проучился в Бугринской средней школе № 63, 10-й класс окончил в школе № 40 Кировского (тогда) района города Новосибирска.

  В течение 1955-1960 годов учился в Новосибирском государственном педагогическом институте, вначале на историческом, а затем на историко-филологическом факультете.

   После службы в рядах Советской Армии работал учителем, завучем, инспектором школ Болотнинского и Мошковского районных отделов народного образования, инструктором отдела пропаганды и агитации Мошковского райкома партии, заведующим, а потом начальником Мошковского районного отдела культуры.

     В настоящее время на пенсии.

    Стихи пишет давно.

    Участник Мошковского районного литературного объединения «Надежда».

   Печатался в альманахах Новосибирского общества книголюбов «Я люблю тебя, жизнь» и «С чего начинается Родина», сборниках по итогам областных поэтических фестивалей, Тареевских чтений в г. Бердске, в альманахах и сборниках «Каблуковская радуга» Тверской области, журналах «Три желания» и «Моя талантливая Русь» (г. Москва).

    В 2014 году вышел персональный сборник стихов «В строке моей…».

   Владимир Черемисин – постоянный участник областных поэтических перекрестков. Лауреат и обладатель Гран-при областных, региональных поэтических фестивалей. Золотой медалист третьей и четвертой Олимпиад Новосибирской области в номинации «Поэзия». На недавнем отчётно-выюорном собрании (26 февраля) вновь избран заместителем председателя правления Новосибирского регионального отделения Российского Союза писателей (НРО РСП).

             Смотрим, слушаем и читаем стихи Владимира Черемисина… 

       Единственной

Когда колокола все отзвонят,
Когда уже одни нули в ответе,
Войдёт вдруг неожиданно в меня
Единственная женщина на свете.
И чистотой, и нежностью маня,
По новой неизведанной планете
Ведёт как будто за руку меня
Единственная женщина на свете.
Гроза вдруг ахнет среди бела дня,
Иль день январский вьюгою пометит,
Я знаю: ярче солнца для меня
Единственная женщина на свете.
Пусть вытоптана жёсткая стерня,
Но в жизненном шальном кордебалете
Есть всё же, слава Богу, у меня
Единственная женщина на свете!

Радуга

На Ивана на Купала
В речку радуга упала,
Размахнула два крыла
И вразмашку поплыла
Супротив течения –
Так, для развлечения.
Берег левый, берег правый,
Разноцветны стали травы,
То как лебедь проплывёт,
То как уточка нырнёт –
Ах, как это здорово:
Брызги во все стороны!
И кому какое дело?
Может быть, ей надоело
Красить только свод небес …
Но от этаких чудес
Вмиг покой утратили
Речки обитатели.
Подняла тревогу щучка:
– Это что ещё за штучка?
Взъерепенился налим:
– Щас мы с ей поговорим!
Что она бултыхает
Нашу речку тихую?!
– Ну куда это годится? –
Пригорюнилась плотвица.
– Кто такое допустил? –
Храбрый ёршик возопил, 

Вразнобой заохали
Полосаты окуни.
Подкваквакали друг дружке
Три зелёные лягушки,
А ребята-удальцы,
Остропёрые ельцы,
Молча разминаются –
В драку собираются.
Чебачишка чуть не плачет,
А в стороночке судачит
Стайка мелких судачат,
И пескарики пищат,
И дрожат в ужастике
Даже головастики.
В общем, всем там очень плохо –
Крики, визги, суматоха …
Но какой-то мудрый рак
Из-под камня скрипнул так:
– Коли ей то нравится,
Так пущай купается!
И от этой тихой фразы
Онемели рыбы сразу.
А потом, как в сказке, вдруг
Изменилось всё вокруг –
Улеглися волнушки:
Пало в тучку солнышко.
На Ивана на Купала
В речке радуга пропала.

 

На долгий миг

Да что ж такое? Никуда не деться,
И задохнувшись, слова не сказать …
Давным-давно растаявшее детство
Сегодня заглянуло мне в глаза.
Заполнило зачем-то, затопило,
Позвало, в непонятины маня …
Уж не таким улыбчивым и было.
Но было. Было детство у меня.
Велосипед по рощиной тропинке,
Из речки Тулки – эвон! – чебаки,
В густой черемухе – скамья без спинки,
А за межою заросли ракит.
Туман на косогорном огороде,
Протяжный скрип в воротном колесе,
Горстями – по малине, по смороде –
Утрами по коленушки в росе,
Война на пустыре: седой крапиве
Черемуховой саблей – карачун!
Один – из трех – наличничек красивый,
И в конуре лохматый пес-ворчун …
Оладьи толстые на кислой на опаре,
Гороха и бобов волшебные стручки,
Морщинистые руки бабы Вари,
И дед-Григория блестящие очки…
А время над землей летит иное,
Ушедшее не повернуть назад.
А детство… То моё. Оно – со мною,
И что – то детству хочется сказать.
Но как? Ведь до него не докричаться –
Такого не придумали ещё.
А перед детством нужно б отчитаться …
И чтобы там услышали отчет:
Тропинки, реки, роща, огороды,
Скамья, малина, двор, велосипед …
Но – годы, годы, годы, годы, годы.
И детство вновь уходит в толщу лет.
В него по почте не отправить писем,
И не телеграфировать, что вот –
Есть на Земле еще Володька Черемисин,
Который любит, пишет … Тем живёт!
Пускай теперь уже не будет проще,
Но чувствую – когда рассвет встает –
В далекий шепоток Бугринской рощи
Вплетается и что-нибудь моё …
Давным-давно растаявшее детство …
В него сквозь зим седых нелегкий снег
Сегодня удалось мне заглядеться
На долгий миг. Иль на короткий век.

Крапива

Когда-то, помню, вразумив сначала,
Чтоб рук и ног себе я не отрезал,
Давала нож единственный в дому мне
Седая бабка – строгая хозяйка.
Я в сад бежал. И там в глуши тенистой,
Забравшись в дебри зарослей черемух,
Я выбирал побег сырой и гибкий,
Срезал, согнув у корня, осторожно,
Чтоб не задеть соседние побеги,
Привязывал его к руке тесьмою:
Нож отдавал назад суровой бабке
И выходил за старую калитку.
Зелено-желтым ядовитым морем
Пустырь бескрайний на меня катился.
О, как его тогда я ненавидел!
За то, что пуст он и доволен этим,
За то, что по нему никто не ходит:
За то, что он зарос крапивой дикой,
Которая, как мне тогда казалось
Умеет и на расстояньи жалить.
И со своей черемуховой саблей
Врубаясь в эти полчища крапивы,
Я не искал от жал её укрытий,
А шел упрямо с нею на сближенье.
На хруст упавших в первые минуты
Пустырь глухим шуршаньем отзывался
И посылал всё новые отряды,
Которые со всех сторон стекались,
Как будто собираясь по сигналу.
Огромные, дремучие, седые
Кусты сходились плотною толпою
И, не давая подойти поближе,
Ко мне свои верхушки устремляли.
А я старался их рубить под корень,
Хоть так оружья век и был короче.
Свистел, пугаясь, воздух. Расступались
Ряды стеблей граненых. Злые листья
Заглушенную землю устилали.
Шипы бессильно истекали ядом,
А ухитряясь, жалили больнее.
За взмахом взмах. За шагом шаг.
Я верил! Я верил в эту трудную победу!
И сабля жгла направо и налево,
Как молния, врагов уничтожая.
Черемуха, рожденная природой
Для пышного цветения весною,
Для счастья жизни, радости налива,
Для торжества плодов её созревших.
Она одним тугим своим побегом,
Привязанным к руке моей тесьмою,
Была оружьем. И служила верно.
Но ведь запасы прочности не вечны.
Зеленой став от сока и от яда
Поверженных врагов, она ломалась,
Теряя сантиметр за сантиметром.
Я отступал, покрытый волдырями,
Когда у самых пальцев прут ломался,
Я уходил. Но уходил я с честью:
Ведь после отступленья оставался
Кусок земли, отбитый у крапивы.
У дома – ждал: а вдруг начнет ругаться
За волдыри и в зелени рубашку
Седая бабка, строгая хозяйка –
С рубашки зелень отстирать непросто …
Но, видно, бабка как-то подсмотрела
Мои кавалерийские наскоки.
Она ни слова мне не говорила.
Прохладные ладони ненадолго
Накладывала на мои ожоги,
Снимая боль от сотен игл крапивных,
И смахивала на землю брезгливо
Вцепившийся в плечо листок колючий.
А вечером, пред тем, как мне забыться
Под стеганым надежным одеялом
(А стебли колыхались, извивались
Перед моими сонными глазами
И остро пахло трепетом черемух),
Я видел, как склонялась над корытом
Седая бабка, строгая хозяйка,
И с тихой потаенною улыбкой
Отстирывала зелень от рубашки.
Она меня ни разу не бранила,
А нож беспрекословно выдавала,
Настойчиво предупредив опять же,
Чтоб рук и ног себе я не отрезал.
И был вооружен не только саблей –
Побегом в жизнь влюбившихся черемух –
Но тихой потаенною улыбкой,
Когда назавтра шел я в новый бой!

Синий ветер

Снова ветер, снова встречный мне смеется,
Озорной, упрямый, звонкий, молодой.
И дорога под колеса так и льется
Обрастая сзади пыльной бородой.
Здравствуй, ветер!
Здравствуй, встречный, друг хороший.
Это кстати, что тебя я повстречал.
Может быть, ты и сегодня мне поможешь,
Ты не раз меня и раньше выручал.
Знаешь, это ведь не прихоть и не похоть,
Что прошу обнять мильоном встречных рук.
Просто мне сегодня плохо, очень плохо …
Если можешь, помоги еще раз, друг.
Перевидел, переслышал ты немало,
Как и я, не можешь ты спокойно жить.
Спой мне песню, спой мне песню, как бывало,
Или сказку, или сказку расскажи.
Подкрадись мне неожиданно под ухо
И по имени тихонько назови.
Мы одни с тобой, одни с тобой по духу,
По характеру, по мыслям, по крови.
Пусть порой твои мелодии неясны,
Упрекают тебя в ветрености зря.
Обладаешь ты завидным постоянством,
Как никто другой, по чести говоря.
И опять мой ветер чуток и отзывчив,
Не брюзжащий надоедливо старик.
Верно ловит настроение и нынче
Он то шепчет, то поет, то говорит.
Шепчет мне о вечных тайнах двух счастливых,
О конце концов, начале всех начал,
О приливах, об отливах, о разливах,
О восходах, о закатах, о ночах.
И негромко, безыскусственно и просто
Он поет, моё вниманье захватив,
Про волнистые березовые косы,
Про печальное покачиванье ив.
Говорит о непредвиденных тревогах,
О рожденье новых завтрашних идей,
О добре и зле, о подвигах, о строгих
Уравненьях наших жизненных путей.
И молчу я, плеском ветра заворожен.
Он ведет меня, бодря и молодя.
И его напев нехитрый приумножен
Вкусом капель или запахом дождя.
И бывает – чьим-то горем вдруг расстроен,
Или глупой неудачей огорчен,
Но обнимет ветер радужным настоем
И подставит мне упругое плечо.
И найду я строки песен недопетых,
И дойду до цели, сколько бы ни шел.
Хорошо, что есть на свете синий ветер.
Это очень, это очень хорошо!         

Движение вeков – как символ веры –
От .. прожитой до новой полосы…
Все – вехи, рубежи, эпохи, эры!
А где ж тогда минуты и часы?
О, сколько их прошло – тысячелетий…
Но мы-то с вами в этом вот живем …
Нам солнышко сегодняшнее светит,
Нас поливает нынешним дождём,
На нас сиюминутный снег валится,
На туфли липнет тутошняя грязь…
А надо всем над этим мерно длится
Веков непрерываемая связь!

Годы

Когда, не знаю точно я заранее,
Весной, в мороз, а может, в летний зной –
Сойдутся вдруг на общее собрание
Bcе годы, перелистанные мной.
Сойдутся, тихо сядут, председателя,
Секретаря степенно изберут
И медленно, пристрастно и взыскательно
Мой путь анализировать начнут.
И зная, что пока мне не назначено
Собрание промчавшихся годов,
Я новый день опять живу не начерно –
Я каждый день к собранию готов.

Старая рукопись

Пожелтевшая бумага. И вполне понятный почерк.
Из далеких лет почти что позабытые слова.
Вдруг пахнуло пережитым от давно рожденных строчек,
От давно минувших весен закружилась голова.
Будто снова в день счастливый возвращаюсь незаметно,
Или снова часом трудным ненароком огорчен …
Из далекого далёка шевельнуло синим ветром,
Из далекого далёка речка синяя течет.
В этой синей-синей речке то размашистые плёсы,
То заиленная отмель, то крутой водоворот …
А далекие ответы на далекие вопросы
Все давно уже по полочкам расставили. Но вот
В старых строчках снова слышен на излете голос ломкий,
И до звона вновь натянута связующая нить.
Только что теперь об этом … Это, как насчет соломки –
Если знать бы, где упасть бы, может, взять, да подстелить.
Всё прожито-пережито, перевыполнены сроки…
Было – не было, осталось, иль ушло в небытиё…
Только трудные дороги, только помыслы высоки,
Да стремительное время, да отечество моё,
Да наполненные будни, да друзей далеких лица,
Да находки и потери … Время новое летит.
Сброшюрованы потомно жизни давние страницы.
А одна из них уютно в старой рукописи спит.
Но однажды – неохотно, как туман со дна оврага –
Зажурчит, зачем, не зная, эта синяя река…
и лежит передо мною пожелтевшая бумага,
И царапает по сердцу незабытая строка…

И полечу…

Открыл я дверь – и впору удивиться,
Как никогда, нигде и ничему:
Взъерошенная прыгает синица
По столику, да ведь по моему.
Таращусь я на птаху удивленно –
Откуда эта невидаль у нас?
На папку село серое с зеленым
И мирно смотрит бусинками глаз.
Тебе бы обживать елову ветку,
Лететь на все четыре – в белый свет…
А в эту человеческую клетку,
Которая – рабочий кабинет,
Какими ветрами, а может быть, ветрами
Зачем, откуда с воли занесло?
Вот, скачешь ты теперь по старой раме,
И долбишься сквозь пыльное стекло.
Январское за ним гуляет солнце,
Морозный иней, будто белый дым.
Не трепещи, синица, успокойся.
Давай о чем-нибудь поговорим.
Сейчас насыплю шоколадных крошек.
Или чего другого поискать?
Да ты меня не бойся, я хороший.
Вот крыльев нету. Тех, чтобы летать.
Но есть другие, на которых можно
(Того, пожалуй, не понять тебе)
Безудержно, и остро, и тревожно
Еще потрепыхаться по судьбе,
Расправить перьевой покров помятый,
Рвануть через бескраинство стихий
И мимо всех и всяких непоняток
Вновь написать хорошие стихи.
Сквозь шелест этих крыльев можно слушать
Двух строчек звонкой рифмы поцелуй …
Да что ж я о себе … Ты кушай, кушай!
Ах, ты не можешь кушать. Ну, так клюй.
О, молодец, склевала шоколадку,
Еще одну крупиночку взяла.
А коготки скользят на слишком гладкой
Поверхности рабочего стола …
Взлетела, что-то пискнувши невнятно,
Повисла вневесомо… Ай-я-я-яй…
Ну, что ж ты, птичка, так неаккуратно …
Теперь давай, Володя, вытирай.
Да, ладно, вытру, экая то небыль.
Зато висишь себе на потолке.
А у меня вот ни синицы в небе,
И ни, тем паче, журавля в руке.
Летят, хрипя, завьюженные даты,
Торопятся – куда? – во весь опор.
Да что ж это опять я про себя-то…
Давай заканчивать наш тихий разговор.
Сейчас тяжелые раздвину шторы,
Открою форточку, смелей, дерзай – лети
В свои неодолимые просторы,
В свои неповторимые пути …
Ах, как свободой с улицы пахнуло,
Как брызнула тугая неба синь.
И птица, не колеблясь, упорхнула,
Оставив на прощание «пинь-пинь» …
и всё … Судьбе – играть.
Полету – длиться.
Зиме – шагать по росстаням полей.
А мне? Пусть рифма новая приснится …
И полечу лазоревой синицей
За долгим-долгим клином журавлей.

 

На сельском кладбище

На сельском кладбище покой и тишина.
Зимой – снега. Густые травы в лете.
На сельском кладбище в любые времена
Цветы, и те – всегда в минорном свете.
Под снегом, травами, цветами тихий прах.
Здесь в прошлом и победы и обиды.
На молчаливых тут соседствуют холмах
Кресты и со звездою пирамиды.
Здесь из живущих ныне каждый проходил,
Прощания неся лихое бремя.
На сельском кладбище в содружестве могил
Истории плывет былое время.
В нем, стародавнем, тихом, прожитом, седом –
Вся череда событий, драм и судеб…
Всё вместится в последний вечный дом,
И в доме этом – люди, люди, люди…
Уходят тихо росы с самого утра,
И солнце путь свой начинает снова.
…Андреевых лежит десятка полтора,
Семь Русских, восемнадцать Ивановых…
Упал слепой дождишко в середине дня,
Нелепый, неожиданный, случайный.
…Тут и далекая и близкая родня,
Однофамильцы да односельчане…
Простые мысли об уже ушедшем дне
Закатом проводил зеленый вечер.
…В чуть тронутой зарёй вечерней тишине
На двух могилах оплывают свечи…

                                     ***

Над всем селом в тугой загадочной ночи
Неслышно звездная бушует замять.
…На сельском кладбище история молчит,
И в том молчанье прорастает память…
Как важно нам, чтоб к этой памяти хоть раз
Любой из нас когда-то воротился,
Чтоб связь времен вовек не прервалась.
…У Ивановых внук вчера родился!..

                             ***

Нам рано вглубь воспоминаний
Душой и телом уходить.
Влечет загадочностью граней
Веков связующая нить…
И чтоб не лопнула звеняще
Былого с будущим струна,
Мы с вами нашим настоящим
Соединяем времена.
Пусть сплав умений и желаний
И дальше продолжает жить.
Нам рано вглубь воспоминаний
Душой и телом уходить.

 

                                      ***

Черемисин, В. А. Старты; В лето просится дождь…; Суждено [и др.]: стихи // В моей судьбе история России: Любимые строки о главном: народный альманах творческих работ новосибирских книголюбов: вып. 6. – Новосибирск, 2015. – С. 423-426.

Суждено

Где-то хлещут ветра, всё кругом заметелено,
Заметелено наглухо, только белая тьма.
В эту белую тьму невзначай улетели мы,
Опрокинули время, посходили с ума.
Где-то хлещут ветра. Время мчит по касательной,
Где коснётся, не видно, только знаю одно:
Невзначайность такая всегда обязательна –
Состоится лишь то, чему быть суждено.
Состоялось уже: пламенеют мгновения,
Рубиконы засыпаны, и мосты сожжены.
И твержу одержимо: суждено провидением!
Ах, как хочется верить – мы друг другу нужны.

Не вернуть

Ой, да не пыли, да не пыли во степи, долгая дороженька,
Ой, да не пылай, да не пылай, не греми на небе, гроза.
Да перепутай всё кругом, коли сможешь, Боженька!
Было не было – прошло, не вернуть назад.
Было не было – прошло, не вернуть назад.
Ой, да не гори, да не блести на груди, стёртая жемчужина,
Ой, да не дави, да не сжимай ты сердца, перстня бирюза.
Ну почему же тот огонь стал теперь не нужен нам?
Было не было – прошло, не вернуть назад.
Было не было – прошло, не вернуть назад.
Ой, да не веди, да не веди ты меня тропами неторными,
Ой, да не зови, да не гони к той реке, где глаза в глаза.
Ведь даже Богу не связать то, что нами порвано.
Было не было – прошло, не вернуть назад.
Было не было – прошло, не вернуть назад.

Памяти А. П. Бондарева

Известно, что историю творят
С начальной строчки до строки последней
Те люди, о которых говорят:
Они средь нас как будто незаметны.
Рождает их сибирская земля,
Издревле щедрая на яркие таланты.
Я знаю – среди них и мой земляк.
Вы только на его творенья гляньте!
В них всё: и боль, и радость, и мечты,
И руки, и глаза родного друга,
И путь, что можешь прошагать и ты
За гранью ненамеченного круга.
Так много яркой жизни было в нём,
Так свод его творений интересен!
А знаешь, мы напишем и споём
О нём немало и стихов, и песен!
Земля простилась с ним и приняла.
Скорбит о рано так ушедшем сыне.
А люди помнят книги и дела,
И память о поэте не остынет!

Сонет для Мошково

А глобус кружится, как голова,
Мелькнула точечка, и рядом слово.
Оно насквозь сибирское – Мошково.
Другие больше не нужны слова.
Пускай порой досужая молва
Чего-то добивается иного …
Но я скажу и кратко, и толково,
Мысль эта мошковчанам не нова:
На нашей самой лучшей из планет
Неповторимой Солнечной системы
Не только я, восторженный поэт,
Но и другие, точно знаем все мы –
Что для Мошково крохотный сонет?
Оно достойно большего – поэмы!

«Седьмому небу» от «Надежды»

Проблемы молока и хлеба
Всё чаще превалируют у нас …
А вот в Татарске есть «Седьмое небо» –
Крутых талантов творческий Парнас!
Квартира, обувь и одежда –
Нас регулярно заедает быт.
А вот в Мошково добрая «Надежда»
Добротно и уверенно творит!
Полтыщи километров между,
Но для хороших строк преграды нет.
«Седьмому небу» от одной «Надежды»
Надёжный трижды пламенный привет!
И пусть чарующие рифмы
Соседей близких радуют пока,
А завтра вдруг, нетленку сотворив, мы
Войдём – куда? – в грядущие века!
07.06.2013.

Я куда …

Я куда плыву по морю да по синю –
И готов любой девятый вал осилить –
Ко своей любови!
Я куда лечу по небу да по тёмну –
Звёзды, отставая, где-то тонут –
Ко своей любови!
Я куда бегу по снегу да по белу –
Выдираясь из сугробов вязких смело –
Ко своей любови!
Я куда спешу сквозь время да сквозь долго –
Как же каждая в пути секунда колка –
Ко своей любови!
Я плыву по синю морю,
Я лечу по тёмну небу,
Я бегу по белу снегу,
Я спешу сквозь долго время –
Ко своей любови!

Буквально…

Я опять по белу снегу
Просто так себе иду.
Альфу, йоту и омегу
Поминаю на ходу.
Подо льдом мурлычут реки,
Ветер скалится остро.
Понавыдумали греки
Букв фигурных ладный строй.
Не Горгона и Химера
Сочиняли алфавит …
Жгут гекзаметры Гомера,
Прометеев огнь горит,
Там шалят Зевеса дочки,
Тут ползёт антропоген,
Из полуразбитой бочки
Философит Диоген.
Хилых мальчиков спартанцы
Со скалы да под откос.
Нет, у греков всё без глянца,
Всё взаправду, всё всерьёз.
И поэтому, конечно,
Хоть и древен, но велик
Звонкомудренно беспечный
Этот греческий язык.
Свист веков похлеще плети,
Различи, где час, где год.
Уж ино тысячелетье,
И совсем другой народ.
Степь ковыльная, набеги,
Сечи, тучи воронья.
Но забрезжили на бреге:
А, И краткое и Я.
Да, не так вначале было.
Что ни звук, то – гой еси!
От Мефодия с Кириллом
Идет грамота Руси.
Русское родилось слово,
И воздвигли мудрецы
Как фундамент, как основу
Буквы: ТВЕРДО, СЛОВО, РЦЫ!
Твердо слово рцы, славяне!
И гремела наша речь
В тёмном лесе, на кургане
Поперёк, вдогон и встречь.
А когда и крыть уж нечем,
Чтоб не гибнуть под пятой,
То прислушивались к речи
Мирной, правильной, святой.
Уносясь в любые дали,
На строке слагаясь в нить,
Буквы людям помогали
Верить, строить и любить.
Буквы слова – не игрушки.
Но легко, как дважды два,
«Наше всё … », великий Пушкин
Плёл из буквок кружева
Для Натальи, для России.
Слов живых являя лик,
Он вручил нам, как мессия,
Поэтический язык.
На подъёме ли, на спуске,
Во степи или в тайге
Сладко слышать голос русский,
Петь на русском языке.
Нам до Пушкина далече,
Так свои слова пиши.
Нет загадок русской речи,
Есть загадочность души.
И не нужно нас, похожих,
Строить в ровные полки.
Лишь одно должно тревожить:
Грусть непойманной строки.
Пусть взовьются в скачке шалой
Воздух, твердь, огонь, вода –
Нам без буквы, самой малой,
Ну БУКВАльно никуда!

Лестница

Как по лестничкам годов,
По ступенечкам,
Человек идти готов
Помаленечку.
Потихонечку вперёд,
С Аз до Ижицы:
Шаг – и миг, шажок – и год,
Время нижется.
Боль терпя, или успех
Тихо празднуя,
Время движется для всех,
Но по-разному.
Меж асфальтов – жижа-грязь,
Ноша – бременем …
Будь ты нищий али князь –
Что для времени?
Идиот и эрудит
В тьме ль, в горении,
Каждый сам руководит
Своим временем.
Это гордо – человек!
Смотрим важно мы.
И отмерен долгий век
Всем и каждому.
Только «Да!», любое «Нет»
Убирается.
Зорькой алою рассвет
Умывается.
День за утром, будто год –
Верил в сказку я.
Но плывут на небосвод
Тучи вязкие.
Годы трудное дарят
В этом плане нам,
И горит уже закат
Синим пламенем.
Затянуло кожу щёк
Сеткой рабица …
Ну скажи, куда ещё
Нам карабкаться?
Потускнел горящий взгляд,
И на нос – очки.
Всё отчётливей скрипят
Эти досточки.
По ступеням века бьём,
Как по клавишам, –
Чем порадуешь потом,
Что оставишь нам?
Хорошо ль, не хорошо,
Горько, грустно ли?..
Только вот и век прошёл –
Доски хрустнули.

В лето просится дождь…

В лето просится дождь. Вот и небо нахмурено …
За черту горизонта убегают дома.
Что-то сердце щемит – нажимаю на курево,
Сигаретой дешёвой ошалело дымя.
В лето просится дождь. И да будет позволено
По широким просторам расплескаться ему.
Да не можем никак уберечься от боли мы
Непутёвого сердца – не пойму почему.
В лето просится дождь. Шелестит ветер травами,
Благодатную влагу принося за собой.
В этом тёплом дожде снова будем неправы мы,
Снова будем неправы пред своею судьбой.
В лето просится дождь. Выгнет спелая радуга
Многоцветной палитры озорную дугу,
Дождевой небосклон удивляя и радуя …
Только я свою радость всё догнать не могу.
В лето просится дождь. Время мечется рваное.
И спрошу у него я: – Так чего же ты ждёшь?
Снова в завтра идём с незашитыми ранами,
Ничего не поделать – в лето просится дождь.

Старты

Ах, как туго спрессованы даты,
Перекручен истории жгут.
Мы с планетою мчимся куда-то,
Где нас новые подвиги ждут.
Мы живём, и любя, и болея
За свои и чужие дела,
И не думаем, что юбилеи
Вдруг появятся из-за угла.
И кому-то уже не до смеха,
Даль пугает грядущих дорог,
А для нас это свежая веха –
Промежуточный чёткий итог.
Взором всё, что прошло, не окинешь –
Новый день по Земле побежал.
Юбилей – это вовсе не финиш,
Это старты к иным рубежам!